Бессердечно влюбленный  - Маргарита Ардо

– Признаюсь, мне нравится, что вы называете меня так, – рассмеялся мой директор, – но лучше по имени. И я ведь не три класса оканчивал.

– Ой, простите… – залилась румянцем я, понимая свою бестактность.

И тут он сказал то, чего по созданному в моей голове образу говорить не должен был:

– А ещё я умею быстро пользоваться интернет-поиском. Набрал «самый богемный ресторан Парижа», и пожалуйста: адрес, карта, краткие данные. Надеюсь, тут кормят так же вкусно, сколь помпезно кричат о литературных мэтрах. Прошу, – он открыл передо мной дверь.

И я снова почувствовала его тепло совсем рядом, а ещё мурашки и радостное головокружение, которое случается, когда кто-то удивляет тебя с позитивной стороны. Бездушный тиран никогда бы не признался в том, что он не самый-самый. А бессердечный самодур вряд ли стал бы подыгрывать мне во время нашей исторической экскурсии. Сладкий, с кислинкой вины привкус появился во рту и расплылся по груди: значит, я ошиблась?!

* * *

Жёлтые колонны по центру, непритязательная барная стойка, крошечные столики и красные диванчики тут и там. Здесь было людно и шумно, зато пахло вином и богемой. Вверх убегала узкая винтовая лесенка, тоже ярко-жёлтая. И мне, как обычно, захотелось туда, куда никто не суёт свой нос, – натура у меня такая.

– Пройдёмте вон в тот угол, – направил меня Михаил, галантно тронув за локоть. И я поняла, что больше, чем секретная винтовая лестница, меня интересует этот человек. Потому что с каждой минутой я всё больше понимала, что ничего о нём не знаю, и вдруг очень захотелось разгадать, о чём он думает. Что скрывается за его зелёными радужками? Что ещё я представляла о нём неправильно?

Он отодвинул для меня стул – тут, в укромном уголке кафе литераторов и гениев искусства диванчика не было. Зато стулья у круглого столика стояли так близко, что, сев, мы с Михаилом снова коснулись локтями друг друга. Я увидела его глаза, и во мне что-то вспыхнуло, стыдливое и сладкое, словно я уворовала этот взгляд и прикосновение. Поспешно отвернулась, рассматривая заведение века.

Истинно французистые официанты – не юнцы, но мужи разного возраста, в том числе и убелённые сединой по вискам, курсировали по залу с подносами. Строгие и одновременно расслабленные, как умеют выглядеть только французы, в чёрных брюках и жилетках, в кипельно-белых рубашках и передниках почти до пола, официанты не стояли без дела ни секунды.

Я раскрыла меню, Михаил тоже, только на английском.

– Стейков тут не подают, – с разочарованием произнёс он и вскинул на меня глаза. – Да и ладно! Давайте закажем то, что нам порекомендуют? Тестировать Париж, так уж по полной. И до конца!

Я с ещё большим удивлением посмотрела на него: нет, я совершенно не разбираюсь в удавах. И в биороботах… Он специально такой милый или забавляется? Но в лице и в голосе Михаила не было ничего саркастического.

– Давайте, – ответила я, тая от внезапно окутавшего тепла.

А у него пальцы красивые…

Тем временем официант уже разливал нам по бокалам бордовое вино из фигуристой бутылки с этикеткой “Chateau Margot 1999”.

– За Париж? – подняла я бокал, волнуясь.

– За Париж, – ответил Михаил и одарил меня таким взглядом, словно уже где-то тайно под кустом выпил парочку бутылок.

Разволновавшись окончательно, я выпила вино залпом, мгновенно чувствуя хмельную, горячую волну, растекающуюся внутри. Всё-таки воздух Парижа особенный: я, конечно, всегда быстро пьянею, но не настолько же! Ничего, сейчас заем… Я съем очень-очень много всего от шеф-повара.

Михаил не стал пить всё сразу и просто смотрел на меня. И в кои-то веки пауза между нами не была наполнена войной и противостоянием. Не хотелось ничего про «знай наших» и никаких «à la guerre, comme à la guеrre»[26].

– О, – заметил Михаил, снова заглянув в телефон, – здесь, оказывается, вручают ежегодные литературные премии. Бегдебер организовал. Я его даже читал. Сумасшедший тип!

На меня вдруг накатила смелость, и я заявила:

– Следующую книгу я возьму и напишу на французском! Тоже сумасшедшую. И получу эту премию.

– Вы?! Книгу?! Ещё одну?..

– Конечно, я же писатель! – выпалила я и тут же прикусила язык. Ой…

В глазах Михаила мелькнуло что-то от хорошо знакомого мне удава, словно он рассматривал проект расширения завода, выискивая ошибку, а вовсе не меня. О, нет, не хочу обратно удава! Ситуацию нужно было срочно спасать, и я улыбнулась, краснея:

– Точнее, я почти писатель… Пишу для себя. Но плох тот солдат, кто не мечтает стать генералом – ведь так?

– Это верно. А о чём пишете?

– О жизни. – Мои щёки горели, и для смелости я отхлебнула ещё вина, которое Михаил подлил мне в бокал, опередив официанта. – И о любви тоже, конечно…

– Почему конечно? Люди живут, не задумываясь о ней, – улыбнулся он мягче и даже немного снисходительно, словно знал о жизни больше меня.

С его улыбкой я почувствовала облегчение – кажется, пронесло! Но от подаренного с чужого плеча снисхождения не терпелось отказаться.

– Человек не может без любви, – ответила я.

– Может, поверьте.

– Не поверю! – запальчиво сказала я. – Любовь ведь большая, это не только отношения между мужчиной и женщиной, это вообще всё вокруг: воздух, деревья, города… Вот этот стол, – я провела ладонью по тёплой деревянной поверхности, – кто-то сделал его с любовью, а потом с любовью купил…

– А вдруг просто так взял первый попавшийся, по сниженной цене? – засмеялся Миша.

– А разве в таком случае стало бы это кафе особенным? – С хитринкой склонила я голову и сама же поспешила ответить: – Нет. Людей тянет любовь, как бабочек свет. Им хочется туда, где хорошо, к тем, с кем хорошо. Ведь вы чувствуете, тут явно…

– …всё преувеличено? В смысле раздут имидж хорошими рекламщиками.

– Нет, тут атмосфера свободы. И тепла. Все общаются так легко, а знаете почему?

– Потому что все довольны, что нашёлся столик в статусном месте в воскресенье?

Я замотала головой и тронула пальцем его предплечье.

– Посмотрите туда. Где край стойки и начинается сразу жёлтая лестница.

Михаил развернулся всем торсом, и оказался ещё ближе ко мне, опёрся о столешницу рукой в миллиметре от моей. Жарко как!

– На что смотреть?

Я зашептала:

– Видите полноватую женщину со светлыми волосами, носатенькую такую? Это явно хозяйка.

– А вдруг уборщица?

– О нет, к ней даже администратор обращался с особым почтением…

– Да? Точно с особым?

– Ну, практически как к вам на собрание ходят начальники отделов, и даже краснокожий вождь…